– Да, – сказал Ашиник, – это нелегко. Мне никогда не приходилось владеть людьми, которые пьют, воруют и едят мясо. Начальник подобен зерну, а подчиненный – траве, вырастающей из зерна. Каково зерно, такова и трава. Немудрено, что слуги бесов крадут у них антикоррозийную краску.
Бемиш так расстроился от этого замечания, что потерял над собой контроль. Галстук его встопорщился и обвился вокруг головы, и стало ясно, что никакая у беса не голова – а так, мясное яйцо. Сразу стало ужасно неприятно. «Вот сейчас он спросит: вы действительно считаете меня бесом?»
Но Бемиш ничего такого не спросил, а покачал мясным яйцом и сказал:
– Село вон за той горкой. Может быть, вам неудобно въезжать в село на моей машине? Хотите вылезти у поворота?
– Ничего страшного, – сказал Ашиник.
В селе Ассалах жили двенадцать тысяч человек, и вечером все село слушало, как их новый пророк ехал в машине главного беса и как его галстук так и не смог пророка съесть.
Бемиш не преувеличивал напастей в разговоре с будущим наставником сектантов. Ситуация на космодроме ухудшалась с каждым днем; они приняли первые корабли и построили грузовой терминал с полуторамесячным опережением графика; маленький, но стремительно увеличивающийся поток наличности компании в полтора раза превосходил запланированный, – но ухудшение ситуации никак не отражалось ни в балансовых ведомостях, ни в счете прибылей и убытков, ибо самый дотошный аудитор не смог бы занести в пассив предприятия чувства окружающего населения.
К тому же Бемиш был сам отчасти виноват. Азартный игрок, удобнее чувствующий себя за экраном компьютера, нежели на стройплощадке, он лишь временами наезжал на стройку, погрузившись в водоворот дел в столице.
Он учредил хедж-фонд, покупавший акции Веи, и собрал невиданную для развивающегося рынка сумму: пятьсот миллионов денаров. Он купил брокерский дом «Томура секьюритиз», через который и шли операции фонда, и двенадцать процентов акций того банка, в который новая Ассалахская компания перевела расчетный счет.
Вместе с Идари, Шавашем и еще двумя полезными людьми он основал местный Ассабанк и вскоре особым указом государя все бюджетные деньги, направленные правительством на строительство дорог, коммуникаций и прочую ассалахскую инфраструктуру, шли через этот банк.
Бемиш чувствовал себя как рыба в воде на рынке, где колебания котировок за неделю нередко составляли тридцать-сорок процентов, где спрэд даже сравнительно ликвидных акций достигал восьми процентов и где торговля на основе инсайдерской информации была не преступлением, а правилом. Он сбросил почти все акции за неделю до опубликования правительством новых правил налогообложения, вызвавших панику на рынке, и к концу года его фонд был единственным, показывавшим прирост стоимости чистых активов в тридцать шесть процентов против потерь других фондов, колебавшихся от минус четырнадцати до минус восьмидесяти шести. Реальная прибыль была еще выше, но, как об этом и был уговор, треть прибыли получил Шаваш.
Однако пока Теренс Бемиш торчал в столице, продавал и покупал по указке Шаваша, открывал новые банки, веселился вместе с Киссуром и давал интервью Galamoney как глава управляющей компании самого удачливого фонда года, стройкой руководили другие, и прежде всего вице-президент компании Ричард Джайлс. О, разумеется, Бемиш каждый день получал сведения о ходе строительства и движении средств на счетах. Не то что мошенничество, а просто финансовая небрежность не могли пройти мимо него.
– А почему у нас такой остаток на текущих счетах? – орал рассерженный Бемиш в трубку. – Что, нельзя было разместить краткосрочный кредит?
А остаток-то был – всего пять тысяч денаров.
Но в финансовой отчетности настроение крестьян и рабочих не отражалось никак, а участившиеся случаи воровства были поначалу попросту списаны Бемишем на тяжелое наследие двух тысяч лет социализма.
Как задним числом понимал Бемиш, многое было бы по-другому, если бы стройка началась не в то время, когда крестьяне сажали рис и когда им была дорога каждая пара рабочих рук. Но стройка началась именно весной, – и крестьяне не отпустили своих парней на стройку, а парней, пришедших позднее, встретила уже своя собственная субкультура стройки, – субкультура потерявшихся городских парней, бродяг и просто бандитов, которые крали с бахчей арбузы и топтали рис, ходили драться с деревенскими стенка на стенку и высшим проявлением иноземной культуры считали крутое порно со стереоэффектами.
Месяца через четыре после начала строительства Бемиш напоролся по дороге на церемонию «знающих путь», и глава секты, высокий старик с седой бородой, показал на него пальцем и начал называть колдуном самого низкого пошиба. Бемиш полюбопытствовал, в чем его колдовство, и получил ответ:
– Все эти пестрые этикетки и реклама, сигареты и кинофильмы – все это твоя грязная магия и твои ритуалы. Это то, чем ты пытаешься соединить людей.
Бемиш возразил:
– Мне эта реклама так же противна, как тебе.
– Это еще хуже, – усмехнулся старик. – Получается, что у вас для маленьких людей одна культура, а для больших – другая. А это совсем никуда не годится, потому что у маленьких и больших людей все может быть разным – и имущество, и платье, но культура у них должна быть одинаковой. Батрак справляет праздник весны, и во дворце справляют праздник весны. А если твои рабочие ходят на «Тройной удар», а ты не ходишь – а, да что говорить!
Подумал и прибавил с любопытством:
– А правда, что вы у себя под землей живете совсем как дикие люди на севере, которые раз в четыре года меняют своего правителя, а сменив – едят?