Кстати, федеральная комиссия по ценным бумагам этого не отрицала.
Она просто утверждала, что если бы истинная степень рискованности инвестиций Аль-Масри была известна, то он должен был бы платить вкладчикам вдвое больше.
– А, господин Бемиш, – сказал Аль-Масри, дружески улыбаясь. – Я слыхал, что вы тоже участвуете в конкурсе на Ассалах?
«Тоже? – Бемиш поморщился. – Вот это да! Неужели Шаваш допустит к участию в конкурсе человека, объявленного в галактический розыск?»
У подсвеченного бассейна, где плавали золотые рыбки, стоял маленький человек в придворном платье – Шаваш. Его волосы были расчесаны волосок к волоску, и на безупречно наманикюренных пальцах сияли несколько крупных перстней.
– Благодарю вас за управляющего, – сказал Бемиш, – какое ему полагается жалованье?
– Никакое, он ваш раб.
Бемиш поперхнулся.
– Я думал, в империи нет рабства.
– Называйте это как угодно, – благожелательно улыбнулся Шаваш, и его глаза сверкнули теплым золотистым цветом. – Этот человек задолжал мне двести тысяч ишевиков, дал расписку, что обязуется отработать эту сумму так, как мне это будет угодно, а расписку эту я переведу на вас и пришлю вам завтра с курьером.
Бемиш помолчал.
– Кстати говоря, – внезапно спросил Шаваш, – вам, говорят, перевели всю отчетность по Ассалаху. Какое ваше мнение?
– В каком смысле?
– В прямом. Вы ознакомились с подробнейшей документацией, вы – финансист. Что вы скажете?
Бемиш заколебался.
– Я скажу, что понял, как делают деньги на Вее. Их делают не на частных доходах, а на государственных расходах. С Ассалаха кормились двумя способами. Во-первых, через раздутые контракты, во-вторых, через списанное оборудование. Например, все работы по землеустройству выполняла фирма «Аларкон». Учредителем ее, физическим лицом, был президент Ассалахской компании. Ему принадлежала доля в двадцать процентов. Есть геологическое заключение, которое гласит, что Ассалах расположен на прекрасном базальтовом основании, сверху – лес. И есть семь миллионов ишевиков, которые были заплачены «Аларкону» за работы по осушению болот, которых в Ассалахе в помине не было. Есть строительная техника, которую за бюджетные деньги купили втридорога. И эту же технику продали через две недели «Аларкону», написав, что она амортизирована на девяносто семь процентов! Да неужели за десять рабочих дней можно было выработать ресурс у шагающего экскаватора? Бьюсь об заклад, что он вообще на складе стоял и еще новенький был! Любая операция – это был финансовый насос, который перекачивал государственные деньги из компании, которой управлял менеджер, в компанию, где он был собственником.
Шаваш слушал иномирца, прикрыв глаза.
– Вы сказали, что бывшему президенту принадлежали двадцать процентов «Аларкона». А кому принадлежали остальные восемьдесят?
– Полагаю, что вам.
Возле двух собеседников остановился почтительный официант, и Шаваш снял с серебряного подноса хрустальный бокал на тонкой ножке.
– Но я не все понял, – продолжал Бемиш. – Что такое «ишевиковые векселя»?
Шаваш развел руками, и лучи света заметались между бокалом и бриллиантами на перстнях.
– Вынужденная мера, – сказал он, – видите ли, у нас есть Центральный Банк, который эмитирует деньги, как и полагается Центральному Банку, и размер этой эмиссии довольно строго контролируется международными финансовыми институтами. А есть Министерство финансов, которое вынуждено оплачивать государственные расходы. И очень часто бывает так, что у министерства нет денег, чтобы оплачивать эти расходы, а напечатать эти деньги нельзя.
– И что же вы делаете?
– Министерство финансов в таком случае оплачивает расходы с помощью векселей, которые подлежат погашению через три или шесть месяцев.
– Иными словами, господин Шаваш, вы просто обошли международные запреты. И ваше министерство тоже печатает деньги, только называет их по-другому.
– Не совсем, – равнодушно уточнил министр. – Деньги стоят ровно столько, сколько они стоят. А когда вы получаете «ишевиковые векселя», то вы несете их в банк, чтобы обменять на деньги. И банк может заплатить вам тридцать процентов от номинала, а может – сто. В зависимости от степени дружбы между вами, мной и банком.
– Полагаю, – справился Бемиш, – нет смысла спрашивать, являетесь ли вы сторонником сокращения неэффективных промышленных субсидий?
– Теоретически являюсь, – устало сказал Шаваш, – вы мало читаете местную прессу. Я горячий сторонник уменьшения бюджетного дефицита. То т же Ассалах съел два миллиарда ишевиков, а работы там нет и на сто миллионов…
В голосе чиновника не было ни издевки, ни цинизма. Бемиш молчал, не зная, какой колкостью возразить человеку, который выпускал псевдоденьги в качестве министра финансов, получал их на счета Ассалаха в качестве президента компании и перегонял их, уже в виде настоящих денег, на свой собственный счет.
Именно в этот момент Бемиш понял очень простую вещь: Киссур может подарить ему усадьбу, Киссур может выбить для него Ассалах, но только маленький чиновник с золотыми глазами властен над жизнью и смертью денег в этой стране.
– А что это за человек приехал с Ашиданом в усадьбу? – спросил вдруг Шаваш. – Вы его узнали?
– Нет, – очнулся Бемиш.
Шаваш молча снял с запястья плоский платиновый комм, нашел необходимую закладку и передал комм Бемишу. На маленьком экранчике красовался давешний спутник Ашидана. Бемиш перелистнул экранчик; следующая страница гласила: «Главный подозреваемый во взрыве в Менжельском торгово-биржевом центре бежал в неизвестном направлении».