Ровно половину будущего поля покрывал ровный и необыкновенно колючий кустарник с синенькими цветочками и полуторасантиметровыми шипами, и это придавало космопорту вид леса, окружающего замок спящей красавицы. Увы, при появлении Бемиша колючки не пропали.
Административное крыло пассажирского терминала обрывалось на уровне первого этажа, шахта лифта упиралась прямо в небо. О том, чтобы в нем кто-то когда-то обитал, и речи быть не могло, однако Бемиш хорошо помнил имевшуюся в отчетности компании графу об офисных расходах как раз по высившемуся перед ним зданию. Что-то жуткое было в этом месте, переставшем быть частью природы и так и не ставшем частью промышленного мира.
Солнце уже спешило к полудню, когда Бемиш и Мак-Кормик вышли из здания к молодой бамбуковой рощице, шумящей на фоне сверкающего нержавейкой ангара. Тут Бемиш увидел, что они не одни: сзади, за бамбуковой рощей, стоял на растопыренных лапках флайер, и ветер от его сопел спутал нежную салатовую травку, облепившую посадочную площадку.
Бемиш спустился к флайеру. Под его брюшком, расстелив салфетку, кушал бутерброд с ветчиной человек в вытертых джинсах. Бемиш осклабился, узнав Джайлса из «Венко». Рядом, похлопывая по холке рыжую лошадь в белых чулочках, стоял другой человек – Киссур.
– Добрый день, – сказал Бемиш, подходя. – Вы вместе прилетели?
– Нет, – сказал Киссур, – я на коне.
И показал на опушку, где крутились еще два всадника: Ханадар Сушеный Финик и кто-то из слуг.
– От столицы на коне? – изумился Уэлси.
– У меня друзья неподалеку, – сказал Киссур.
Киссур приложил руку к белокурым волосам и принялся оглядывать окрестности. Было видно, что стальные развалины и трава поверх бетона нравятся ему не больше, чем Бемишу.
– А кто мне объяснит, – спросил Бемиш, – почему здесь хотя бы не косят траву? Я когда ехал мимо, заметил – в селе дом сидит на доме, каждый кусочек вспахан, вдоль шоссе и то стоят бабы и складывают стожки, – а здесь такая зелень, и ее никто не косит.
– Это нечистое место, – ответил подъехавший Ханадар.
– Здесь, говорят, много ведьм, – подтвердил Киссур. – Знаете ли вы, как рождается ведьма?
Никто из иномирцев не был специалистом по зарождению ведьм, и Киссур объяснил:
– Иногда на перекрестке дорог строят храм или даже обычный дом, а потом мир меняет хозяев, и о храме забывают, или владелец дома переезжает бог знает куда. Дом плачет, старится, крыша обрастает травой, и столбы у ворот покрываются шапкой мха. Вода начинает вырезать на столбе узоры и черты, ворона вьет на нем свое гнездо. Вечером местные жители, пробираясь мимо столба, пугаются, думают – это кто-то караулит во тьме. Страх этот прирастает к столбу, наполняет его черты, проникает в его душу. Из страха и ветра зарождается душа столба, начинает смотреть на луну, гулять, когда дождь и слякоть, – так появляется столбовая ведьма.
Киссур ткнул в хромированные колонны, обрамлявшие вход в терминал, и прибавил:
– Эти столбы наверняка бродят по ночам. Вот крестьяне и боятся.
Уэлси фыркнул, а Джайлс испытующе поглядел на варваров и уточнил:
– Если вы верите, что эти столбы бродят по ночам, почему вы их не боитесь?
Киссур на мгновение коснулся кобуры, из которой торчала рубчатая рукоять с зеленым глазком, встряхнул белокурыми волосами и ответил:
– Я не крестьянин, чтобы бояться ведьм или начальников. Или чужеземцев, которые лезут на нашу землю и обижают моих друзей.
Джайлс чуть заметно дернул ртом, а Ханадар почесал у лошади за ухом и добавил, пристально глядя на представителя «Венко»:
– Чужеземец, который лезет на нашу землю поперек нас, сам может превратиться в ведьму. Как ты думаешь, Киссур, если бросить его в эту дырку, которую они называют стартовой шахтой, он станет ведьмой или просто сгниет?
Джайлс слегка побледнел и оглянулся на флайер.
– Нам, пожалуй, пора, – заявил Джайлс, – Господин Бемиш, если хотите, я могу подбросить вас до столицы.
– Теренс остается со мной, – сказал Киссур, – Теренс, ты умеешь ездить верхом?
Он кивнул одному из своих спутников, и тот спешился. Лошадь подвели поближе, и Теренс уставился в крупный коричневый глаз. Лошадь жевала мундштук, и ее бока то поднимались, то опадали. Лошадь смотрела на Бемиша, и Бемиш смотрел на лошадь.
– Вот это хвост, – сказал Киссур, – а вот это голова, а посередине водительское сиденье. Чего ты стоишь? Садись.
– Мне не нравится, – ответил Бемиш, – что эта штука шевелится раньше, чем я включил зажигание.
Киссур и слуги его довольно захохотали.
Однако Бемишу все-таки пришлось влезть на коня и пробираться по безумному лесу, в котором росли релейные мачты, обвитые лианами. Бемиш устал и отбил себе задницу, и в конце концов чуть не утоп в лужайке, оказавшейся на поверку болотцем внутри пусковой шахты.
Наверное, конь и в самом деле был неплохим средством передвижения в этом запустеньи, но проклятая скотина, мигом почуявшая неопытность седока, то щипала листву, то подкидывала задом, и в конце концов дело кончилось тем, что на крутом склоне, сплошь заросшем кустами, колючая ветка хлестнула Теренса по лицу, лошадь шарахнулась, и Бемиш слетел в прелую траву, пребольно ударившись о скрывавшуюся под ней железяку.
После этого Киссур заявил, что эдакой ездой он угробит коня, и дальше они пошли пешком. Мелкий куст вокруг сменялся бетоном и железом, Бемиш потерял счет направлению и времени, и ему казалось, что их водит по лесу столбовая ведьма, разбуженная нахальной похвальбой варваров.
Они вышли к гигантской опоре монорельса, вздымавшейся из торфяной низины. К бетонной платформе наверху вели полуобрушившиеся ступени. Киссур свил себе венок из кувшинок и, хохоча, побежал вверх.